АРХИЕПИСКОП ВЛАДИМИР (СОКОЛОВСКИЙ) И «УХОДЯЩАЯ РУСЬ» ПАВЛА ДМИТРИЕВИЧА КОРИНА

Л.Ф. Трускова, О.В. Никифорова

В мемориальном Доме-музее Павла Дмитриевича Корина на Малой Пироговской улице среди хранящихся там этюдов к картине «Реквием», более известной как «Русь уходящая», есть два портретных этюда с изображением архиепископа Владимира (Соколовского), последнего настоятеля Спасо-Андроникова монастыря в Москве. Оба этюда были опубликованы [1], однако подробных сведений об изображенном на них архиерее не приводилось, кроме краткой авторской надписи на обороте одного из них. Не была рассмотрена также и история их создания.

В ходе изучения творческого наследия П.Д. Корина появилась возможность восполнить этот пробел и полнее представить как обстоятельства жизни в Москве архиепископа Владимира, так и работу художника над его образом. Как известно, мысль о создании картины возникла у художника во время похорон святейшего патриарха Тихона. Потрясенный увиденным в Донском монастыре, глубоко переживающий все то, что происходило с Русской Церковью после октябрьского переворота, Павел Дмитриевич задумал написать большое полотно, посвященное трагедии, еще небывалой в истории христианства. В те годы многие люди современные им события склонны были рассматривать как наступление конца мира и приближение Страшного Суда. Павел Дмитриевич, тогда еще совсем молодой художник, только недавно закончил копирование картины А. Иванова «Явление Христа народу», которую он считал одной из вершин христианского искусства. Задуманная им картина понималась скорее как осмысление христианской истории, нежели как изображение конкретных событий из жизни Русской Церкви.

П.Д. Корин хотел, чтобы героями его картины были реальные люди, его современники; их изображения должны были быть портретны, написаны с них самих, а не с переодетых натурщиков, то есть картина одновременно рассматривалась и как зримая память о свидетелях и жертвах того богоборческого времени. Архиепископ Владимир (Соколовский) становится первым героем задуманной картины.

В марте 1910 года по требованию митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского) епископ Екатеринбургский Владимир подал прошение об уходе на покой по собственному желанию. Пока не совсем ясно, что стало причиной столь резкого решения владыки Антония. Возможно, причиной тому послужили интриги в Петербурге недоброжелателей епископа Владимира, а может быть, митрополит Антоний просто спас епископа Владимира от очередного готовящегося покушения на его жизнь. Во главе Московской епархии стоял тогда митрополит Владимир (Богоявленский), во многом благодаря деятельности которого большевизм в Москве не получил такого широкого распространения, как это было в других центральных городах России, например в Санкт-Петербурге. Местом пребывания епископу Владимиру был назначен Спасо-Андроников монастырь. Владыке суждено было стать последним настоятелем этой древней Московской обители, основанной в XIV веке святыми митрополитом Алексием, преподобными Сергием Радонежским и Андроником.

Владыка в полном облачении розового атласа, осыпанном блестками, в алтаре собора Александра Невского. Фото. 5 августа (23 июля) 1927 г. Из собрания Церковно-исторического музея Данилова монастыря

Об этом периоде его жизни известно немного. По поручению митрополита Московского Владимира (Богоявленского) в 1912 году Владыка председательствует на V Всероссийском Съезде Русских Людей, проходившем в Петербурге. В 1913 году новый Московский митрополит Макарий (Невский) назначил епископа Владимира в помощь в делах епархиального управления и совершения торжественных богослужений в соборах и монастырях Москвы первому викарию епископу Трифону (Туркестанову). Во время одного из таких богослужений в храме Христа Спасителя в июне 1917 года и увидел епископа Владимира, возможно, в первый раз, художник Павел Дмитриевич Корин. Он сделал тогда набросок на память в своей записной книжке. Молодой талантливый художник (Павлу Дмитриевичу исполнилось 25 лет) в то время и не помышлял, героем какой картины спустя несколько лет он будет писать Владыку.

Епископ Владимир. Служба в храме Христа Спасителя. Рисунок. 4 июня 1917 г.

После октябрьского переворота 1917 года судьба епископа, как, впрочем, и всего русского народа, круто изменилась. Осенью 1919 года Спасо-Андроников монастырь был закрыт. Епископ Владимир был вынужден жить в бараках при строящемся храме Александра Невского на Миусской площади в Москве (в 1921 году храм закрыт). В 1921 году Патриарх Тихон возвел владыку Владимира в сан архиепископа и назначил на Екатеринославскую кафедру. Не совсем ясно, когда Владыка отправился к месту нового служения. Возможно, это произошло вскоре после ареста святейшего Патриарха Тихона в 1922 году. Сохранились воспоминания об их совместном служении 14 мая 1922 года в храме преподобного Сергия Радонежского – подворье Троице-Сергиевой лавры в Москве. Это было последнее служение литургии святейшим Патриархом перед его арестом. Прихожанка храма В.М. Миронова так вспоминала об этом богослужении: «Это было в воскресенье. Здесь в маленьком храмике, в присутствии немногочисленных молящихся, Патриарх в сослужении подворской братии совершил Божественную литургию – просто, без особой помпы и, как всегда, молитвенно. По окончании богослужения молившийся в алтаре – пребывающий на покое – престарелый архиепископ Екатеринославский Владимир, замечательный старец, в прошлом ревностный архипастырь-миссионер, объехавший в свое время чуть ли не весь свет, проповедуя слово Божие (включая Америку и Австралию), приблизился к Святейшему, только что разоблачившемуся, чтобы приветствовать и одновременно проститься… Взглянув в глаза друг другу и поняв в этом взаимном взоре более того, что смогли бы выразить обильные слова и длинные речи, они облобызались и непрошеные слезы оросили их глаза, выражая взаимную любовь, уважение и сострадание. Присутствующие в алтаре сослужащие потупились и отвернулись в стороны… После сего безмолвно и поспешно архиепископ Владимир покинул алтарь и вышел с Подворья, чтобы никогда здесь уже не появляться» [2].

В 1924 году архиепископ Владимир (Соколовский) был выслан из Екатеринослава в Москву без права выезда. Власти «созывали» епископат Русской Православной Церкви в Москву «под присмотр». Найти жилье в Москве православному архиерею было очень сложно. Многие жили у своих духовных чад.

 29 апреля 1925 года, вскоре после похорон святейшего Патриарха Тихона, архиепископ Владимир был арестован по обвинению «в распространении непроверенных слухов о притеснении со стороны Советской власти Тихоновской церкви». На момент ареста Владыка проживал на даче профессора Мерцалова (Дачный проезд, Новое шоссе, д. 9). 4 июля 1925 года он был освобожден из-под стражи с подпиской о невыезде [3]. Он продолжает служить и вновь попадает в поле зрения художника П.Д. Корина, у которого уже зрел замысел его будущей картины. Павел Дмитриевич увидел архиепископа Владимира на юбилее управляющего церковным хором композитора П.Г. Чеснокова в храме святого Василия Кесарийского на Тверской-Ямской улице в Москве в ноябре 1925 года (храм был взорван в 1934 году). Он делает зарисовки, сопровождая их записями: «29-го ноября 1925 г. церковь Василия Кесарийского, юбилей Чеснокова Холмогоров исполняет «Благослови». Помни его огромную голову, она возвышается надо всеми» [4].

Под надписью красноречивый набросок, где на фоне многочисленной толпы, заполнившей громадный храм, возвышается на широких плечах голова знаменитого протодьякона, которого он уже рисовал во время печальных событий в Донском монастыре. Под рисунком протодиакона М.К. Холмогорова слева на краю листа в рост изображен архиепископ Владимир; он виден в профиль, рядом авторская надпись: «Архиепископ Владимир, говорят ему более ста» [5]. Затем художник зачеркивает часть написанного и уточняет «78 лет» (на самом деле ему было 73 года). «Помни его дивное облачение все оно темно красное и посох тоже (немного даже в коричневый тон) по нему масса цветов. Помни как 22 протодиакона с хором в 230 человек (по другим сведениям 150. – Прим. авт.) исполняли «многая лета» – Стихия!!! Великое пение Великого народа; Великая потрясающая красота!!! Помни, как был дивно красив архиепископ Трифон (архиепископ Трифон (Туркестанов). – Прим. авт.) (его надо написать!). Все для картины» [6].

Архиепископ Владимир. Вверху – протодьякон М.К. Холмогоров. Рисунок. 29 ноября 1925 г.

В январе 1926 года Преосвященный Владимир вошел в состав ВВЦС, руководимого архиепископом Григорием (Яцковским). Но уже в конце июня 1926 года, осознав свою ошибку, принес покаяние митрополиту Сергию (Старгородскому). В этот период Владыка жил в крошечном деревянном домике в Петровско-Разумовском, недалеко от храма святителя Николая в Соломенной сторожке, где он часто служил. Здесь его и начал писать П.Д. Корин. Вот что писала об этом в своих воспоминаниях жена Павла Дмитриевича – Прасковья Тихоновна Корина: «Еще весной 1925 г., во время похорон Патриарха Тихона П.Д. задумал написать картину, когда он наблюдал и делал зарисовки с тех представителей духовной, старой Руси, которые собрались на похороны.

Вскоре, в 1926 г., когда я вышла замуж, он начал писать этюд архиепископа Владимира. Он наблюдал его во время службы. Павел Дмитриевич восхищался красотой его облачения. Его епархия была когда-то на Урале. Облачения, митра, посох были украшены уральскими камнями.

В 1926 г. архиепископ Владимир, уже старый, жил у Соломенной сторожки, у кого-то в совершенно нетопленом холодном помещении.

Обогревался только керосинкой. Павел Дмитриевич ездил туда к нему далеко, это в районе Тимирязевской академии. Поражались стойкости архиепископа Владимира, как он живет в таких условиях. Трудно было там писать.

Павел Дмитриевич написал голову, положил тон облачения, а посох, митру архиепископ дал ему домой.

Вот, помню, как Павел Дмитриевич, между уроками, писал этот посох, дома «на чердаке». Так старался передать тончайшие детали в той силе, как сверкали уральские камни, бирюза и вышивки на посохе.

Но самым решающим началом писания этюдов к «Уходящей Руси» был этюд с митрополита Трифона в 1929 г.» [7].

Таким образом, этюд с архиепископа Владимира (Соколовского) был первым в той блестящей портретной галерее, которую Корин создает в течение 12 лет. Этот этюд стал отправной точкой, отталкиваясь от которой художник уяснял для себя, какими должны быть герои его картины внутренне и внешне, какой должна быть палитра и как все это должно соотноситься с основным замыслом картины.

Архиепископ Владимир. Этюд. Холст, масло. 1926 г.
Архиепископ Владимир. Фрагмент. Этюд. Холст, масло. 1926 г.

Этюд владыки Владимира написан маслом на холсте размером 109х72,8 см. На обороте имеется авторская надпись: «Архиепископ Владимир Американский и Тихоокеанский потом Екатеринбургский. Посох надо в левую руку. П.К. Павел Корин 1926 г.» [8].

По сравнению с рисунком в этюде фигура развернута на зрителя в трехчетвертном повороте. Однако из-за условий, в которых Корину приходилось писать, он, очевидно, не успел сделать полного рисунка фигуры и в этюде оказался недочет, помешавший художнику его закончить. Так, митра и навершие посоха упираются в верхнюю кромку холста, а ноги и наконечник посоха срезаны его нижним краем, и высокая фигура Владыки выглядит неоправданно укороченной. Но такой недочет мог быть легко исправлен в самой картине. Зато в этюде прекрасно написаны голова и посох; как самые значимые детали автор пишет их в первую очередь. И в таком незавершенном полотне молодой художник сумел подметить и передать глубоко индивидуальные черты не только внешнего, но и внутреннего облика своего героя.

Корин заявляет о себе как о живописце реалистического склада, прекрасно владеющем пластической формой, склонном к глубокой психологической характеристике своих героев. Но автор все же был не совсем доволен своим первым этюдом. Он откладывает работу над образом архиепископа Владимира до других времен и пишет в 1929 году владыку Трифона (Туркестанова), о. Сергия Успенского старшего, протодиакона М.К. Холмогорова, в 1930 году создает еще два прекрасных образа и как бы забывает о своем первом герое.

 В появившемся карандашном эскизе картины под названием «Иосафатова долина суда» на первом плане изображены владыка Трифон, протодьякон Холмогоров, старик Гервасий Иванович, портрет которого был написан еще до замысла картины в 1925 году. Но архиепископа Владимира среди многочисленных персонажей картины нет. Художника, по-видимому, не удовлетворяла сама трактовка образа Владыки. Наверняка он хотел, чтобы образ архиерея такого масштаба был одним из ключевых. Он долго не решался приступиться к нему снова, и лишь в начале 1931 года, после перенесенной в 1930 году тяжелой болезни, отнявшей у него долгих 4 месяца, первым, кого он начинает рисовать, снова будет владыка Владимир.

Художник рисует его дважды за один вечер 13 января 1931 года на Всенощном бдении Василия Великого. Он рисует его то в саккосе, то в полном архиерейском облачении с мантией и соответственно то в клобуке, то в митре, и тут же в записной книжке добавляет к рисунку и записям о нем: «Архиепископ Владимир. Изумительные крест и панагия. Огромные сверкающие массой. Тяжелая цепь. На фоне сверкающей митры дивный жезл. Владимиру 84 года, высокого роста. Все его облачение изумительно. В нем есть творчество и стихия. На митре, на жезле, на панагии сверкающие уральские камни. Все тяжелое и массивное» [9].

Архиепископ Владимир. Рисунок. 13 января 1931 г.

На втором рисунке архиепископ изображен в мантии и клобуке. Рисунок снова сопровождается записью: «Архиепископ Владимир. Мантия бирюзовая. Сверкает панагия и крест, крест на клобуке и жезл. 13-го января 1931 г.» [10].

Архиепископ Владимир. Рисунок. 13 января 1931 г.
Митра архиепископа Владимира. Рисунок. 1931 г.
Плечо архиепископа Владимира. Рисунок. 1931 г.

На третьем рисунке в той же книжке, сделанном 11 февраля, архиепископ вновь представлен в мантии и клобуке. Автор уточняет на нем некоторые детали облачения и рядом записывает: «Архиепископ Владимир. Мантия бирюзовая. Всенощное под трех святителей 11-го февраля 1931 г.» [11]. Тот факт, что художник в записях фиксирует то, чего не передать в крошечном рисунке: «Изумительные крест и панагия. Огромные сверкающие массой. Тяжелая цепь», «Все тяжелое и массивное» и т. д., вне всякого сомнения, говорит о том, что он собирается написать Владыку снова.

Его величественный сверкающий образ был нужен для картины. От блистательного великолепия его наряда веяло византийской роскошью и красотой, которую Древняя Русь восприняла от греков вместе с христианством и которая еще сохранялась, несмотря на все погромы и изъятия церковных ценностей. Художнику во всем этом виделись отзвуки былого величия и красоты, идущей из глубины истории и обреченной на безжалостное уничтожение. Борьба с «религиозным дурманом» продолжала набирать обороты. Уходили из жизни десятки тысяч священнослужителей и мирян, на очереди были новые сотни тысяч мучеников. Картина теперь называется «Реквием». Корин работает с необыкновенным напряжением сил и за неполные 10 месяцев 1931 года пишет столько этюдов, как ни в один другой год за всю свою жизнь. Его мастерство совершенствуется. Среди созданных этюдов такие, как «Отец и сын», «Слепой», «Иеромонах Алексий», палехские священники о. Иван и о. Алексий. Этюд с архиепископа Владимира должен был быть одним из первоочередных. Но, видимо, художник не успел написать его при жизни Владыки. На холсте (190х97 см) нет ни даты, ни его подписи. Павел Дмитриевич изобразил Владыку в интерьере храма в состоянии глубокой духовной сосредоточенности, кажется, что дух его обретается в иных мирах, а здесь присутствует только телесная оболочка. Его как бы истаявшее лицо уже не лицо, а лик со старинной иконы или фрески.

Архиепископ Владимир. Рисунок. 11 февраля 1931 г.
Архиепископ Владимир. Этюд. Холст, масло. 1931 г.
Архиепископ Владимир. Фрагмент. Этюд. Холст, масло. 1931 г.

Здесь как нельзя более уместны слова его духовного сына архимандрита Андроника [12], который наблюдал Владыку во время богослужения в Спасском соборе Спасо-Андроникова монастыря, где Владыка в течение 9 лет (1910–1919) был настоятелем: «Посмотрите на него, когда он служит антифоны, стоя на кафедре во время всенощного бдения… Никогда не шелохнется, никогда не повернет головы, никогда рукою не коснется лица, лишь пальцы левой руки шевелят четками, и тихо поклоняется голова, гнетомая тяжелою сверкающею митрою. Это ангел молитвы… Глядя на него, хочется жарко молиться. При нем ощущается веяние Божества…» [13].

Действительно, Владыка предстает в этом незавершенном этюде как «ангел молитвы». Более того, во всем интерьере храма ощущается эта молитвенная наполненность, молится рядом другой архиерей, как будто простоявший здесь века, ярко разгорается кадило, тихо мерцают лампады перед образом Спасителя. Здесь времени нет, здесь царит вечность, и никакие земные силы не в состоянии нарушить эту молитву к Богу.

С большим мастерством использует художник и так восхищавшее его великолепие архиерейского наряда для создания мистического настроения в этюде. Его цветовое звучание несколько пригашено, не видно и яркого шитья на посохе, зато блеск уральских камней, как один из компонентов негасимой красоты богослужения, перекликаясь с огнем лампад, свечей, кадила, усиливает впечатление того жертвенного горения, в которое погружен весь храм. И вместе с тем Корин передает и пластическую красоту отдельных частей архиерейского убора: митры, посоха, креста и панагий. Взгляд невольно задерживается на их великолепии, действительно «все тяжелое и массивное», но от этого не менее прекрасное и значимое. При этом сам носитель этой «гнетомой» ноши кажется еще более нереальным и как бы уходящим в небытие. В нем нет ничего общего с тем еще крепким старцем с розовым лицом, каким он написан в первом этюде. Это как будто два разных человека. Конечно, пять лет, проведенных Владыкой в тяжелейших жизненных условиях, могли сильно повлиять на изменение его внешности, но, с другой стороны, художник писал не столько портрет, сколько создавал нужный ему образ, и он был вправе изменить то, что считал необходимым. Но, к сожалению, и этот так тщательно продуманный этюд опять остался незавершенным: работа над образом многострадального Владыки опять была отложена на неопределенное время. 27 ноября (н. ст.) 1931 года в день апостола Филиппа архиепископ Владимир преставился. Смерть наступила «от паралича болезненно измененного сердца» [14]. Последним местом его пристанища стала маленькая комнатка в 4-м Песчаном переулке, в доме 22, кв. 1. Погребли Владыку в селе Всехсвятском, недалеко от того места, где он жил, у алтаря храма Всех Святых. Могила не сохранилась.

Точно неизвестно – когда, но Павел Дмитриевич вернулся к портрету Владыки, он был ему нужен для картины, как бывает нужен дирижеру солист из хора с определенной только ему партией.

Возможно, это произошло после Поместного собора Русской Православной Церкви, созванного по случаю избрания патриарха Алексия и его интронизации. Собор проходил с 31 января по 4 февраля 1945 года. На него были приглашены представители других православных церквей из-за рубежа. Корин присутствовал на всех торжествах, ему как христианину и как художнику было на что посмотреть. Восхищенный, он снова и снова любуется красотой православной службы, великолепием и разнообразием облачений собравшихся иерархов и записывает в своем дневнике: «Какая живопись. Если бы все это иметь возможность … писать, можно дать живопись и образы равные Тинторетто и Эль-Греко» [15]. Но такой возможности у художника в то время не могло быть, и он делает только карандашные наброски отдельных фигур и деталей облачений, словесно записывая их расцветку. Увидев у гостей собора ризы с крупными четкими узорами, записывает, думая, конечно, о своей картине: «четкость узора нужно как у великих мастеров прошлого. Рядом с живописью поставить четкость и крупность узора» [16]. И дальше: «помни четкость и решительность узора» [17]. Как в свое время художник хотел видеть в своей картине ризу и уральские камни архиепископа Владимира, так теперь его занимает этот узор.

И вот этот узор мы видим на ризе владыки Владимира в эскизе картины. Это не изменение первоначального замысла, а скорее его уточнение.

Владыка изображен на втором плане, в самом центре композиции, вблизи от трех патриархов. Он стоит на подобающем ему архиерейском возвышении, где и другие архиереи, но его высокая фигура не сливается с ними, а очень эффектно выделяется на фоне целого сонма духовных лиц, стоящих за ним. Он одет в яркую ризу с тем самым «четким и решительным узором», благодаря которому он становится таким заметным, «слышимым» и запоминающимся среди других архиереев, также одетых в великолепные, но одноцветные ризы. Внизу виден красный, напоминающий прежний подризник, в левой руке у Владыки посох той же конфигурации, но другой расцветки. От всего его облика веет торжественным и в то же время трагическим величием. Его лицо изборождено, как шрамами, глубокими морщинами, кажется, что этот архиерей уже не один раз смотрел в глаза смерти. На нем не только печать пережитых страданий, но и та мудрость, которая рождена крепостью веры.

Русь уходящая. Фрагмент. На переднем плане – архиепископ Владимир. Слева от него – митрополиты Петр (Полянский) и Арсений Cтадницкий)

Это не столько портрет архиепископа Владимира (Соколовского), сколько обобщенный образ русского архиерея первой половины XX века, прошедшего вместе со своей паствой через жестокое горнило репрессий советского режима. Павел Дмитриевич писал эскиз картины с длительными вынужденными перерывами около четверти века (1935–1959). Под конец он уже с фотографий вписывал в него тех, кого не успел написать при их жизни. Очевидно, и Владыку Владимира на этот раз он написал с одной из фотографий. Но П.Д. Корин не до конца исполнил свой долг перед многострадальным архиереем, первым согласившимся в то одичалое время позировать неизвестному художнику для неведомой картины, ибо саму картину ему не довелось написать. Но это не его вина, а его беда.

Русь уходящая. Эскиз картины. Бумага, темпера, гуашь. 1935–1959 гг.

Примеров работы над образом, подобным рассмотренному нами образу архиепископа Владимира (Соколовского), в обширной практике художника почти нет. Холст же картины, натянутый на подрамник размером 570х935 см, стоит в мастерской художника с 1936 года как вопиющий символ немоты, наложенной на Истину «народной» властью.

Примечания

1) Павел Дмитриевич Корин. 1892–1967. К столетию со дня рождения. – М., 1993. С. 86; Наше наследие. 1989. № 11.

2) У Троицы на Самотеке. Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в Москве. – М., 2003. С. 57.

3) ФСБ РФ. Управление регистрации и архивных фондов. Справка № 10/А-101 от 21.01.2004 г.

4) Дом-музей П.Д. Корина. Фонд графики.

5) Там же.

6) Там же.

7) Дом-музей П.Д. Корина. Архив.

8) Павел Дмитриевич Корин. 1892–1967. К столетию со дня рождения. – М., 1993.

9) Дом-музей П.Д. Корина. Фонд графики.

10) Там же.

11) Там же.

12) Архимандрит Андроник (в миру Сергий Дубровин) в 20-е годы являлся настоятелем храма Иерусалимской иконы Божией Матери (апостола Филиппа) в Филипповском переулке в Москве.

13) Музей Свято-Данилова монастыря. КП 1385/5.

14) Управление записи актов гражданского состояния г. Москвы. Объединенный архив, справка № 2238 от 21.02.2003 г.

15) Дом-музей П.Д. Корина. Фонд графики.

16) Там же.

17) Там же.